Цитаты из книги «Миссис Хемингуэй»

Мужчину всегда можно оценить по его обуви.

Ведь Эрнест без женщины – это Эрнест в поисках женщины.

Под водой его шрамы кажутся ярко-малиновыми. Через весь лоб тянется длинный порез — ещё со времён Парижа, икры подраны во время охоты с острогой на акул, а на бедре — боевой шрам из Италии. У Эрнеста будто талант притягивать несчастные случаи: ему вечно попадаются крутые повороты на шоссе и оружие, снятое с предохранителя.

Файф кладет трубку, допивает мартини. Потом тщательно высасывает оливку и плюет косточку в бокал. Вот на что похожа её страсть к Эрнесту: она хочет, чтобы он всецело принадлежал ей. До самой косточки.

Тяжелее всего бывает по ночам, когда он оказывается в мире, где не осталось ничего, что имело бы хоть какой-то смысл.

— Как же я все это ненавижу, — произносит он, нежно глядя ей в глаза. — Ненавижу!
— Лжец. Ты этим упиваешься. Для тебя вся эта история — всего лишь материал. Ты создал свой собственный ад, и намереваешься в нём жить, и меня заставляешь жить в этом аду.

После длинных апрельских дней, проведенных в компании жены и любовницы, Эрнест каждый вечер набрасывался на Хэдли диким зверем, словно смог наконец оценить все её достоинства в сравнении с пустым блеском Файф. Та была богатой, яркой и утончённой, но Эрнесту нужна была жена, а не манекенщица. <...> А потому Хэдли решила, что ей удастся положить конец этой связи, вновь сведя вместе всех троих: в конце концов Эрнест не выдержит напряжения, и они с ним опять станут парой. <...> Нет, здесь они всё время будут проводить втроем, и Хэдли делала ставку на то, что рано или поздно одна из сторон треугольника сломается сама собой — от напряжения.

Может, лучше ничего не знать? Продолжать оставаться в неведении? Но, увы, злосчастная записка Файф словно обострила все чувства. Хэдли начала замечать многозначительные взгляды на рынке, слышать шёпот и сплетни в книжной лавке, ловить обрывки разговоров о своей семье на вечеринках. Вот что самое отвратительное: оказаться единственным человеком, который не в курсе.

— Я люблю тебя, — страстно произносит она. Да, она готова пойти на что угодно, чтобы сохранить их брак, даже пригласить любовницу мужа отдыхать вместе с ними. — Ты ведь знаешь это?
— Знаю, — произносит он чужим голосом, точно он не её муж, Эрнест Хемингуэй, а персонаж какого-то из его рассказов. От этого равнодушного ответа Хэдли оторопела. Она боялась, что теряет его, а оказывается — уже потеряла!

Похоже, любой брак состоит из трёх обязательных компонентов: кражи, обладания и расплаты.

Слишком сильно зацикленные друг на друге, они с Эрнестом никогда не уделяли должного внимания детям. Файф всегда утешала себя тем, что, раз у неё родились сыновья, значит, они и сами вырастут. Это дочерей пришлось бы учить, что можно, а чего нельзя.

О, Файф прекрасно знала, что в аду есть специальное место для женщин, которые поступают так с подругами.

Поразительно, как похмелье помогает от ненужных мыслей!

Файф сама себе кажется пойманным марлином с железным крючком во рту. Он то подтягивает леску, то чуть отпускает. И так один… два… три раза, и рыба плывет прочь, думая, что она свободна. Но тут Эрнест подсекает, подматывает леску — вытаскивает свой улов. И рыба танцует свой последний танец в толще воды, прежде чем забиться на досках палубы, ранясь до крови.

Именно об этом доктор и хочет с ней теперь поговорить — о том, что она увидела в то утро. Он объясняет: если не проговорить всё — особенно всё то, что она тогда увидела, — ей будет куда тяжелее пережить это горе. Память, говорит доктор, это как шрапнель в ноге у Эрнеста, проговорить — значит вытащить её, иначе нога будет гноиться и нарывать. <...> Её обложили со всех сторон: «Говори! Говори! Говори!» Словно воспоминания — это зверь и его можно выгнать из норы.

Ей делается страшно, она всегда боялась этой темноты, в которой сидят его страхи, крепко, точно кристаллы в пещере. Что его так страшит? Марта знает, что он боится остаться один, что его пугает собственная жестокая тоска. Но видно, есть и ещё что-то, чему не знают имени ни она, ни он сам. Внутри него какая-то червоточина, какой-то подвал с мусором вроде вот этого. Но стоит туда только влезть, как окажешься приговорена мотать там долгий срок. А она не может, у неё просто нет сил вытаскивать Эрнеста Хемингуэя из его собственной помойки.

Мы терзаем друг друга. Если мы сейчас же не расстанемся, от нас останутся рожки да ножки.

Марта почти восхищалась им — в самом деле, есть что-то эпическое в том, чтобы жениться на каждой женщине, с которой переспал. Насколько он прекрасный любовник — настолько же скверный муж.

Если любовь — это единственное, что нужно, чтобы пожениться, то этого у них было в избытке.

— Я не думаю, что брак мне подходит.
— Брак подходит мне!
— Да, Эрнест, ты в этом деле профессионал! Когда ты умрёшь столетним стариком, то оставишь десяток безутешных вдов.