Знаешь, Тило, что самое печальное в мире? Когда ты обнимаешь кого-то, кого так любил, что даже одна мысль о ней озаряла все твое существо яркой вспышкой, а в душе у тебя теперь — нет, не ненависть, это было бы лучше — внутри у тебя ледяная беспредельная пустота. Она растет в тебе, и для тебя уже нет разницы, обнимешь ты ее или уберешь руку и уйдешь прочь.
Цитаты из книги «Принцесса специй»
Эта нежность, после того как истощена страсть, — что может быть слаще?
— А ты думаешь, у меня есть секреты? — с озадаченным видом он отламывает кусок от бутерброда, который крошится у него между пальцев, и запихивает в рот.
— Я уверена, что есть, — говорю я, — потому что и у меня есть. И у каждого.
Магия — в твоем сердце.
Вы приходите в мир со своей судьбой, она дана вам с рождения. Вам некого за это винить.
Тем не менее лучше высказанная ненависть, чем застоявшаяся внутри.
Теперь удрученность меня отпустила. Так же как и чувство вины, о котором я перестала думать.
Всегда ли так происходит, когда мы направляемся в сторону чего-то запретного — или, как некоторые это называют, греха. Первый шаг мучителен до истощения — до крови, до костей, до потери сознания. Второй тоже раздирает душу, но уже это терпимо. С третьим шагом страдание лишь проносится над нами, как черная туча. Скоро оно перестанет нас задерживать или беспокоить.
Какое удовольствие может быть выше, чем служить тому, кого любишь.
Ох, теперь я понимаю, как глубоко в человеческом сердце кроется тщеславие, тщеславие, оборотная сторона которого — страх быть нелюбимым.
Легко зажечь огонь. Но нелегко погасить.
Ибо не есть ли любовь иллюзия, которую вы открываете для двоих, когда стираются все границы?
Я был как лодка, пустившаяся в плавание в открытом океане, который таит в себе клады, штормы и морских чудовищ, и что тебе выпадет — неизвестно.
Знакомо ли тебе это чувство, Тило? Если так, то ты знаешь это одиночество, это ощущение опасности. Человек тогда может стать и убийцей, и святым.
Как сложно признать вину. Сказать: я был не прав. Иногда так же трудно, как сказать: я люблю.
Одно дело — рассуждать здесь, — он постучал себя по голове, — а другое — что в это время здесь, — и он коснулся рукой груди и рассеянно потер ее, как будто чтобы облегчить давнюю боль.
Наверное, он прав. В отчаянной ситуации приходится прибегать к хитрости.
Так много видов боли: опаляющая, как огонь, жалящая, как иглы, бьющая, как молот. Впрочем, нет. В конечном итоге все сливается просто в боль, как она есть.
Хорошая рука — не слишком легкая, не слишком тяжелая. Легкие руки — порождения ветра, пробующие то одно, то другое, повинуясь порыву. Тяжелые руки, которые их собственная тяжесть клонит к земле, не способны к воодушевлению. Тогда тело это всего лишь орудие плоти для угождения низким страстям. Хорошая рука — не затемнена пятнами, признаком дурного характера. Если вы складываете ее в форме чашки и подносите к солнцу, между пальцами не должно быть щелей, через которые пролились бы чары или просыпались специи. Руки не должны быть холодными и сухими, как змеиное брюшко, ибо Принцесса должна быть способна почувствовать чужую боль. Не должны быть теплыми и влажными, как дыхание обожателя, ждущего тебя под окном, ибо Принцесса должна быть бесстрастна. В сердцевине хорошей руки запечатлена едва различимая лилия, цветок холодного целомудрия, свет жемчужины в полночь.
… легко ранить человека, но гораздо труднее вытащить шип обиды из его сердца.
Деньги вызывают пьянящее ощущение, что все в этом мире для тебя — чтобы ты мог придирчиво выбирать, отбрасывать или забирать себе, как фрукты на полке в магазине. И тебя сначала удивляет, как много всего ты можешь купить, а люди не перестают тебе поражаться.
Когда твое сердце покрыто коркой собственной боли, легко не внимать горю других.