Ей больше не суждено нравиться: я хочу сказать, что кривая может понравиться только мне, калеке. Она видит красоты окружающего мира, хаотический беспорядок улиц, но никто не смотрит на нее, потому что на монстров смотреть не стоит. Каждый из нас отмечен стигматами боя. Благодаря вам, мы состаримся вместе — равновесие восстановлено. Я вновь стал для нее всем, мы образуем восхитительную пару страшилищ. Вы были маленьким бесполезным господином до нашей встречи — и вы сумели воссоединить две души.
Цитаты из книги «Горькая луна»
С детским вызовом я говорил ей: я тебя брошу не ради какой-то одной женщины, а ради всех женщин сразу.
В один прекрасный день любой человек встречает своего повелителя, который заставляет его платить за совершенное им зло: ибо зло желает злодею зла.
Несомненно, любовь — это два одиночества, совокупившиеся с целью породить недоразумение.
Люди не подозревают, насколько тяжело быть мерзавцем; зло — это аскеза, как и святость, для начала нужно одолеть предрассудки общества, всегда склонного к жалости, истреблять без отдыха бледный народец добрых чувств, наконец, иметь острое чувство театра, психологическое знание души, что дано не каждому.
Префекты полиции и ревнивые женщины сходятся, по крайней мере, в одном: у них галлюцинация заговора.
Некогда самой изумительной причиной любви была сама опасность любви. Безрассудность разжигала страсти, которых наша безопасная эпоха никогда не узнает: счастливые, не столь уж далекие времена, когда любовь была синонимом риска. Сегодня наши чувства умирают от пресыщения, даже не изведав голода. Вот почему влюбленные так печальны: они знают, что у них нет других врагов, кроме самих себя, что в них источник и одновременно усыхание союза.
Что вы хотите: мучить приятно лишь дорогого человека: нет никакого удовольствия в том, чтобы помыкать незнакомцами.
Часто говорят, что ненависть — изнанка любви. А если наоборот? И пылкое чувство — всего лишь передышка между двумя битвами, перемирие, время чтобы перевести дух?
Что такое пара? Отказ от существования в обмен на безопасность, неприглядный лик законной любви. Это замкнутое пространство, делающее банальными людей, меньше всего склонных к банальности, придает тяжеловесность самым подвижным.
Зверство мое к тому же отличалось сильной зависимостью: я слишком нуждался в этой женщине, которую подвергал казни, и в свою очередь, невзирая на палаческий статус, стал рабом моей рабыни.
Больше всего опасаемся мы самого дорогого для нас существа.
Такова моя натура — обнимая, я уже предвижу мгновение, когда выпущу когти.
Моя любовь к тебе была долгой ошибкой, которая встретилась с истиной.
Власть моя над ней была беспредельной. Я сломал пружину ее воли, приковал к себе железным обручем. Я забросил ее тело, чтобы по-хозяйски расположиться в мозгу, где установил царство террора. Я владел ее душой, дирижировал ее мыслями, узнавал на ее губах фразы, которые произнес час назад, и ее нервная система была в моих руках игрушкой с дистанционным пультом управления, кнопки которого были мне так же хорошо знакомы, как на калькуляторе. Она была моей живой карикатурой, моей тенью, моим гротескным отражением — жертва сотрудничала с палачом ради собственного уничтожения. Она становилась созданием исступленным, вечно цепляющимся за мою руку. Она висела на мне, словно паразит, обретя в своем кошмаре некий подлый смысл жизни, который удерживал ее на плаву. Пытка позволяла ей спастись от одиночества, и страх расстаться со мной настолько проник в нее, что существование без меня она сравнивала с полной пустотой.
Вот почему влюбленные так печальны: они знают, что у них нет других врагов, кроме самих себя.
Слабый по причине избалованности, я имел всё, кроме главного: способности воспринять другое существо. Окруженный прихвостнями, слугами или льстецами, я не знал иных человеческих чувств, кроме инфантильной гаммы — желание, каприз, обида. Приученный к обслуживанию, я считал преданность Ребекки своей законной данью. Не умея жить, чтобы не мучить кого-нибудь — друга, родственника или любовницу, — я нуждался в жертве, как паровоз в угле, и превратил эту пылкую честную душу в жалкое подобие собственной личности.
Ревность — всего лишь форма для запуганного воображения, преобразующего в уверенность малейшее подозрение.
Втайне я давно тебя разоблачила: в сущности, ты был всего лишь творением моего ума, идолом, который я поднимала на своих руках, — я видела только идола, а своих напряженных рук не видела.
Неожиданность остается единственной силой, способной вернуть жизни тепло.