Цитаты из книги «Кот внутри»

Интересно, если бы собаки и кошки оставляли знаки, как бродяги:
ОСТОРОЖНО, СОБАКА.
НЕ ПРИБЛИЖАЙСЯ К ЭТОМУ ДОМУ. СТАРЫЙ ПСИХ С РУЖЬЕМ.
ДАЮТ МИЛОСТЫНЮ.
И звезды, как в путеводителе «Мишлен»:ЕДА ОДЕЖДА ДЕНЬГИ И КУРЕВО. ЧЕТЫРЕ ЗВЕЗДЫ. ЖРАТВА И ВЫПИВКА. ПЯТЬ
ЗВЕЗД.
Возле Каменного Дома я ни разу не замечал бродячих собак.
ПОГАНЫЙ КОШАЧИЙ ДОМ.

Любая сделка, предусматривающая обмен качественных ценностей, таких, как животная любовь, на количественную прибыль, не только бесчестна, неправильна по самой сути, но и просто глупа. Потому что ты ничего не получаешь. Ты продал свое я.

Я заметил, что в кошачьих драках агрессор почти всегда побеждает. Если драка заходит слишком далеко, кот, не смущаясь, спасается бегством, тогда как собака будет сражаться до своей дурацкой смерти. Как говорил мой старый инструктор джиу-джитсу: «Если твои приёмы не работают, лучше сваливай».

Я бы мог рехнуться, если бы мне пришлось жить в одной квартире с этим белым котом, который все время путается под ногами, трется о мою ногу, валяется на спине передо мной, прыгает на стол и точит когти о пишущую машинку. Вот он уже на телевизоре, а вот на кухонной доске, он в раковине, он царапает телефон.
Стою, прислонившись к буфету, и пью. Я думал, что кот на улице, но вот он прыгает в раковину, его мордочка в дюйме от моего лица. Наконец я выставляю его за дверь… как арабского мальчишку, знающего, что он плохо себя ведет, и ты рано или поздно его прогонишь. Никакого протеста, он просто уходит, растворяется в подступающих сумерках и шорохах аллеи, исчезает, внушая мне смутное чувство вины.

Собаки с самого начала служили часовыми. Это до сих пор их главная задача на фермах и в деревнях — предупреждать, что кто-то приближается; они охотники и стражники и именно поэтому ненавидят кошек.
— Посмотрите, как мы вам служим, а кошки — они ведь только бездельничают и мурлычут. Охотятся на крыс, вот как? Да коту нужно полчаса, чтобы поймать мышь. Все, что умеют кошки, так это мурлыкать и отвлекать внимание Хозяина от моей честной дебильной морды.

Я убеждён, что кошки начинали, как духовные компаньоны, как Близкие, и никогда не изменяли этому предназначению.

Барсук просто хотел поиграть, а его пристрелили из 45-го калибра. Соприкоснись с этим. Почувствуй себя рядом с этим. Ощути это. И спроси себя, чья жизнь дороже? Барсука или этого злобного белого мерзавца? Как говорит Брайан Гайсин: «Человек — скверное животное!».

Считайте себя пилотом сложного космического корабля, летящего в неизвестности. Если вы испугаетесь, будете стесняться, не станете смотреть на то, что перед вами, вы разобьёте корабль. С другой стороны, легковерие и некритическая восприимчивость почти столь же опасны.

Подозрения, страх, самонадеянность, твёрдая убеждённость в том, что хорошо, а что плохо, ужас и желание избежать того, что в человеческих представлениях считается «чудовищным», — такие состояния души и тела чреваты катастрофой.

Белый кот символизирует серебряную луну, заглядывающую в углы и расчищающую небо для нового дня.
Белый кот — «очиститель» или «зверь, который сам себя чистит», на санскрите его называли margaras, это означает «охотник, идущий по следу; следователь; ищущий бесследно пропавших».
Белый кот — охотник и убийца, его путь озарен серебряной луной. Все темные, потайные уголки и существа обнаруживаются в этом неумолимо нежном свете.
Ты не можешь отказаться от своего белого кота, потому что твой белый кот — это ты сам.
Ты не можешь скрыться от своего белого кота, потому что твой белый кот прячется у тебя внутри.

Церемония посвящения нацистов в высшие слои СС: вырвать глаз домашней кошки после того, как ты кормил и ухаживал за ней месяц. Это упражнение было придумано, чтобы уничтожить все следы слюнтяйства и сформировать идеального Ubermensch (Сверхчеловека).
Здесь скрыт вполне ясный магический постулат: подопытный достигает статуса сверхчеловека, совершая жестокий, отвратительный, нечеловеческий поступок. В Марокко маги обретали силу, поедая собственные экскременты.
Но вырвать глаза Руски? Подкупить радиоактивное небо? Какая от этого польза? Я не могу поселиться в теле, способном вырвать глаза Руски. Так кому же достанется весь мир? Не мне.

Магическую среду уничтожили. В заповеднике больше нет зеленого оленя. Ангелы покидают укромные места; среда, в которой обитают Единороги, Снежный Человек, Зеленый Олень, становится все тоньше, как джунгли, как существа, живущие и дышащие в них. Леса валятся, чтобы расчистить путь мотелям, хилтонам, Макдональдсам, вся магическая вселенная умирает.

В школе Лос-Аламос, где потом сделали атомную бомбу и не могли дождаться, чтобы сбросить ее на Желтую Жемчужину, на бревнах и камнях сидят мальчишки, что-то едят. Поток на краю склона. Учителем был южанин, смахивающий на политика. У костра он рассказывал нам истории, извлеченные из расистского помойного ведра коварного Сакса Ромера*: на Востоке — зло, на Западе — добро.
Неожиданно рядом появляется барсук — не знаю, зачем он пришел — просто веселый, дружелюбный и неискушенный; так ацтеки приносили фрукты испанцам, а те отрубали ацтекам руки.
Тут наставник бежит за своей переметной сумой, вытаскивает кольт сорок пятого калибра, начинает палить в барсука и ни разу не может попасть в него с шести футов. Наконец он подносит пистолет на три дюйма к барсуку и стреляет.
Барсук катится по склону в воду. Я вижу его, раненого, его печальную сморщенную мордочку, какой катится по склону, истекая кровью, умирая.
— Когда видишь зверя, его надо убить, верно? Он ведь мог укусить какого-нибудь из мальчиков.
Барсук просто хотел поиграть, а его пристрелили из 45-го калибра. Соприкоснись с этим. Почувствуй себя рядом с этим. Ощути это. И спроси себя, чья жизнь дороже? Барсука или этого злобного белого мерзавца?

… джунгли Борнео и Южной Америки исчезают… чтобы расчистить путь — кому?

Становится все меньше экзотических, красивых животных. Мексиканские бесшерстные кошки уже вымерли. Крошечных диких кошек, которых так легко приручить, становится все меньше, они исчезают, скорбные потерянные души, тщетно ждущие человеческой ласки, хрупкие и печальные, как полный палой листвы кораблик, запущенный в пруд детской рукой.

Вспоминаю раннюю юность; мне приходит на ум постоянное ощущение, что я прижимаю к груди какое-то существо. Маленькое, не больше кошки. Это не ребенок и не животное. Что-то другое. Наполовину человек, наполовину еще что-то. Интересно, что это было… белка? Вроде нет. Не могу разглядеть. Я не знаю, чего хочет это существо. Но понимаю, что оно безраздельно мне доверяет.

Все вы, любители кошек, помните, что миллионы кошек, мяукающих в комнатах всего мира, возлагают на вас надежды, верят в вас; так маленькая кошечка в Каменном доме положила голову мне на ладонь, так Пеструшка Джейн прятала своих детей мне в сумку, так Флетч прыгал на руки Джеймсу, а Руски бежал мне навстречу, охваченный радостью. Дымчатый кот в Танжере ловит кусочки мяса передними лапами, как обезьянка… моя белая маленькая обезьянка. Белый кот идет ко мне, неуверенный, полный надежды.
Мы — коты внутри. Мы коты, которые не могут гулять сами по себе, и у нас есть только одно пристанище.

Чувство глубокой печали — это всегда предупреждение, к которому надо прислушаться. Оно может предварять события, которые произойдут через недели, месяцы, даже годы.

Люди и животные могут уйти духовно до того, как ушли физически.

Во сне я оказываюсь в доме 4664 по Першинг-авеню, где я родился.
На втором этаже, у входа в мою старую спальню, меня поджидает белокурый ребенок.
— Ты — Билли? — спрашиваю я.
— Я кто угодно для тех, кто меня любит, — отвечает он.