И ведь пришла же человеку в голову безобразная мысль — превратить дело художественной критики в патологические этюды о руссском обществе…
Цитаты из книги «Забитые люди»
Амбиция моя мне всего дороже.
Эта мораль из прописей, предлагаемая под видом «руководства к счастливой и богатой жизни и состоящая в том, что «будь бережлив», «никогда не давай воли своим страстям», «довольствуйся малым», «сноси терпеливо все оскорбления от тех, от кого находишься в зависимости», и пр.
Художник всегда беспристрастен: к спорам и теории он не прикасается, а наблюдает только факты жизни, да и рисует их, как умеет, — вовсе не думая, кому это послужит, для какой цели пригодится.
Люди, которых человеческое достоинство оскорблено, являются нам у Достоевского в двух главных типах: кротком и ожесточенном. Первые не делают уже никакого протеста, склоняются под тяжестью своего положения и серьезно начинают уверять себя, что они — нуль. Другие, напротив: видя, что их право, их законные требования, то, что им свято, с чем они в мир вошли, попирается и не признается, они хотят разорвать со всем окружающим, сделаться чуждыми всему.
Нас с детства наши родные старались приучить к мысли о нашем ничтожестве: о нашей полной зависимости от взгляда учителя, гувернера, и вообще всякого высшего по положению лица.
Всякое состояние определено всевышним на долю человеческую. Тому определено быть в генеральских эполетах, этому служить титулярным советником; такому-то повелевать, а такому-то повиноваться.
Состою я уже около тридцати лет на службе, служу безукоризненно, поведения трезвого, в беспорядках никогда не замечен. Как гражданин считаю себя собственным сознанием моим, как имеющего свои недостатки, но вместе с тем и добродетели. Уважаем начальством, и сами его превосходительство мною довольны.
По мне все равно, хоть бы и в трескучий мороз без шинели и без сапогов ходить — я все перетерплю и все вынесу, мне ничего: человек я простой и маленький. Сапоги нужны для поддержки чести и доброго имени, в дырявых же сапогах и то и другое пропало.
Нельзя всем быть богатыми, всем талантливыми, всем красивыми; нельзя всем начальствовать, всем быть на первых местах, но истинный идеал государства состоит в том, чтобы всякий был доволен на своем месте, всякий сознавал законность и глубокую справедливость своего положения и с такою же охотою повиновался, с какой другие повелевают.
Да ведь на том и свет стоит, что все мы один перед другим тону задаем, что всяк из нас один другого распекает. Без этой предосторожности и свет бы не стоял и порядка бы не было.
Говорят, что прогресс необходим человеку, что скорее зарезать его можно, чем заставить не желать прогресса… Не знаю, может, оно и так.
В произведениях Достоевского мы находим одну общую черту, более или менее заметную во всем, что он писал: это боль о человеке, который признает себя не в силах или наконец даже не в вправе быть человеком, настоящим, полным, самостоятельным человеком, самим по себе.
Идеальная теория общественного механизма, с упокоением всех людей на своем месте и на своем деле, — вовсе не обеспечивает всеобщего благоденствия.
Кто наблюдал в нашем обществе над тем, что называется «мелким людом», тот знает, что кроткие и покорившиеся люди тоже иногда бывают обидчивыми и щепетильными. Это зависит от отношений: пред начальником отделения помощник столоначальника — пас, смирился совершенно, но с другими помощниками он считает себя «в своем праве» и за это право держится ревниво и угрюмо.
Наши мечтатели о богатстве большею частью ухватываются за рутинные средства, берут то, что под рукою и что плохо лежит, и нередко останавливаются на достижении всевозможного комфорта.
Каждый человек должен быть человеком и относиться к другим как человек к человеку.
Есть такие инстинкты, которые никакой форме, никакому гнету не поддаются и вызывают человека на вещи совсем несообразные.
В разных видах и случаях представил нам Достоевский недостаток уважения человека к самому себе и недостаток уважения к человеку других людей.
Говорят, отрадно человеку иметь за собою кого-нибудь, кто о нем заботится, за него думает и решает, всю его жизнь, все его поступки и даже мысли устраивает.