Цитаты из книги «Бессмертие»

Музыка — насос для надувания души.

Существует два метода культивирования исключительности «я»: метод сложения и метод вычитания. Аньес вычитает из своего «я» всё внешнее, наносное, дабы таким путём дойти до самой своей сути (не без риска того, что в результате подобного вычитания окажется на полном нуле). Метод Лоры прямо противоположен: чтобы её «я» стало более зримым, более ощутимым, уловимым, более объемным, она без конца прибавляет к нему новые и новые атрибуты, стремясь отождествится с ними (не без риска того, что под грузом прибавляемых атрибутов исчезнет сущность самого «я»).

… — Как бы твой роман не был скучен.
— Разве всё, что не есть безумный бег за конечной развязкой, скука? Когда ты наслаждаешься этим прелестным окорочком, разве ты скучаешь? Торопишься к цели? Напротив, ты хочешь, чтобы утка входила в тебя как можно медленнее и чтобы её вкус никогда не кончался. Роман должен походить не на велогонки, а на пиршество со множеством блюд…

Лютнистка принадлежит давно ушедшему миру, в котором красота не смеялась.

Забудьте на минуту, что вы американец, и пораскиньте мозгами: тот, кого нет, не может присутствовать. Неужто это так сложно? В миг, когда я умер, я ушёл отовсюду и полностью. Ушёл я и из своих книг. Эти книги живут на свете без меня. Никто в них меня уже не найдёт. Поскольку нельзя найти того, кого нет.

Власть журналиста основана не на его праве спрашивать, а на праве «требовать» ответа.

Если человек приговорён в ослы, он будет вести себя как осёл…

Столь дорогое нашей Европе слово перемена обрело новый смысл: оно означает не новую стадию последовательного развития, а перемещение с места на место, с одной стороны на другую, назад, влево, вперёд.

Дорога: полоска земли, по которой ходят пешком. Шоссе отличается от дороги не только тем, что по нему ездят в машинах, но и тем, что оно всего лишь линия, связывающая одну точку с другой. У шоссе нет смысла в самом себе; смысл есть лишь в двух соединенных точках…Каждый кусочек дороги осмыслен сам по себе и приглашает нас остановиться…Прежде чем исчезнуть из ландшафта, дороги исчезли из души человека: он перестал мечтать о ходьбе, о пеших прогулках и получать от этого радость. Он уже и жизнь свою видел не как дорогу, а как шоссе: как линию, которая ведёт от точки к точке, от чина капитана к чину генерала, от роли супруги к роли вдовы… В свете дорог красота непрерывна и вечно изменчива; на каждом шагу она говорит нам: «Остановись!».

Да, ты знаешь меня по моему лицу, ты знаешь меня просто в лицо и никогда не знал иначе. Тебе даже на ум не могло прийти, что моё лицо — это ещё не есть я.

Уродливость: поэтический каприз случайности. У красивого человека игра случайностей определила среднюю величину размеров. Красота: прозаическая усредненность размеров. В красоте, ещё больше, чем в уродливости, выявляется безликость, неиндивидуальность лица.

Ты думаешь, что лань испытывает в пасти тигра меньший ужас, чем испытала бы ты? Люди выдумали, что звери не способны так же страдать, как человек, а иначе им трудно было бы смириться с сознанием, что они окружены природой, которая не что иное, как убийство, сплошное убийство.

Представьте себе такую ситуацию: к маленькому мальчику приходит маленькая девочка. Она начинает раздеваться и говорит: «Господин доктор, обследуйте меня». А этот маленький мальчик возьмёт и скажет: «Ах, маленькая девочка! Да я ведь вовсе не господин доктор!»

Человек не умеет быть смертным. А умирая, не умеет быть мёртвым.

… поскольку он сам, пожираемый огнём своего «я», никогда не бывает счастлив.

Жить: нести свое больное «я» по миру.

Почему отвергли эти его рисунки? Были нестоящими? Или те, что судили о них, были тупицами? Или просто рисунки уже никого не интересовали?

Поэтому я говорю вам: или женщина будет будущим мужчины, или человечество погибнет, ибо только женщина способна лелеять в себе ничем не обоснованную надежду и звать нас в сомнительное будущее, в которое мы, не будь женщин, давно перестали бы верить.

Это было подобно пробуждению от прекрасного сна; мгновение мы ещё ищем мреющие картины, пока наконец не поймём, что сны невозможно вернуть.

Смех — судорога лица, а в судороге человек не владеет собой, им владеет нечто, что не является ни волей, ни разумом. И это причина, по которой античный скульптор не изображал смеха. Человек, который не владеет собой (человек вне разума, вне воли), не мог быть красивым.
Если же наша эпоха вопреки духу великих живописцев сделала смех привилегированным выражением человеческого лица, то, стало быть, отсутствие воли и разума стало идеальным состоянием человека.