Осталось взять всего несколько Бастилий.
Цитаты из книги «Дети Свободы»
Мы не убивали ни одного невиновного, не трогали даже тех, кто творил зло по глупости.
Ты объяснишь им, что на земле нет ничего важнее этой чертовой свободы, способной подчиниться тому, кто за нее больше отдаст. И еще ты скажешь им, что этой шлюхе свободе нравится любовь настоящих мужчин, что она никогда не уступит тем, кто хочет ее запереть в четырех стенах, и дарует победу лишь тому, кто ее чтит, а не стремится уложить к себе в постель.
<...> большинство людей довольствуются работой, крышей над головой, недолгим воскресным отдыхом и полагают, что это и есть счастье; они счастливы оттого, что спокойны, а не оттого, что живут! Пускай соседи страдают — пока беда не коснулась их самих, они предпочитают на всё закрывать глаза, делать вид, будто зло в мире не существует. И это не всегда можно назвать трусостью. Для некоторых людей сама жизнь уже требует немалого мужества.
Главное, чтобы люди, которые хотят прожить вдвоем весь свой век, твердо знали, что им не будет скучно вместе. Нет ничего хуже скуки в семейной жизни — она-то и убивает любовь.
Мадам Пильге положила руку ей на плечо; другой рукой она задёргивает тюлевую занавеску так, чтобы снизу их не заметили. Жизель видит, как маму сажают в чёрную машину. Ей хочется крикнуть: мама, я тебя люблю, я тебя всегда буду любить, ты самая лучшая из всех мам в мире. Но вслух говорить нельзя, и девочка изо всех сил думает об этом — такая неистовая любовь обязательно должна пронзить оконное стекло, долететь до матери. Она надеется, что мама там, на улице, слышит её слова, которые она еле слышно бормочет сквозь сжатые до боли зубы.
Удивительное дело: похвала, даже самая что ни есть скромная, способна растрогать кого угодно. Что ж, если вдуматься, любому из нас больно, очень больно, если окружающие тебя не замечают, словно ты невидимка.
А десятилетняя девочка на 6 этаже дома в Тулузе глядит, как навсегда уходит её мать. Она понимаем, что мать не вернётся, отец давно объяснил ей, что арестованные евреи никогда не возвращаются назад, вот почему она должна крепко-накрепко запомнить своё новое имя, чтобы не ошибиться, когда нужно будет его назвать…
Чувства преодолевают любые, самые крепкие решетки и бесстрашно вырываются на волю, не признавая ни государственных границ, ни языковых и религиозных барьеров. Они свободны, они находят друг друга, невзирая на тюрьмы, придуманные людьми.
Мы сражаемся не для того, чтобы умирать, а для того, чтобы жить.
Трудно умирать за свободу других людей, когда тебе всего шестнадцать лет.
Чуть поколебавшись, Дамира улыбнулась и всё-таки решила ответить. Она наверняка почувствовала, что нравится мне, — девчонки ведь сразу это усекают, часто даже раньше, чем мы сами это осознаём.
Мне очень нравится этот глагол — «сопротивляться». Сопротивляться тому, что нас душит, сопротивляться предрассудкам, поспешным выводам, стремительно судить других, всему плохому, что сидит в нас и только и ждет случая вырваться наружу; сопротивляться желанию бросить всё и всех, жажде сочувствия окружающих, потребности говорить о себе, забывая о других, модным веяниям, нездоровым амбициям и царящему вокруг хаосу. Сопротивляться… и улыбаться.
Для некоторых людей сама жизнь уже требует немало мужества.
Мама всегда говорила нам, что человек жив, пока у него есть надежда.
<...> человек может смириться с мыслью о собственной смерти, но не с отсутствием тех, кого любит…
Я влюблюсь в тебя завтра, ведь сегодня я с тобой еще не знаком.