— Я бы на твоём месте не ходила бы сейчас на кухню, — предупредила она. — Там разливается Флегма.
— Постараюсь не поскользнуться, — улыбнулся Гарри.
Цитаты из книги «Гарри Поттер и Принц-полукровка»
— Мы будем с тобой, Гарри. В доме твоих дяди с тетей, — сказал Рон. — И потом, куда бы ты ни отправился.
— Три нападения дементоров за неделю, а у Ромильды Вейн только один вопрос ко мне и нашелся: правда ли, что у тебя на груди наколот гиппогриф?
Рон с Гермионой покатились со смеху. Гарри в их сторону даже не взглянул.
— И что ты ей ответила?
— Что у тебя там Венгерская хвосторога изображена, — ответила Джинни, неторопливо переворачивая газетную страницу. — Пусть считает, что ты настоящий мачо.
— Ну спасибо, — ухмыльнулся Гарри. — А Рона ты чем наградила?
— Карликовым пушистиком. Правда, я отказалась сказать, на каком месте он его наколол.
— Он обвинил меня в том, что я «целиком и полностью человек Дамблдора».
— Как грубо.
— А я ответил ему, что так оно и есть.
Вы думали, что я не захочу за него выйти? Что меня интересует одна его внешность? По-моему, моей красоты вполне хватит на нас обоих! А все эти шрамы показывают только, как отважен мой муж!
— Мой дорогой мальчик, не будем питать иллюзий на этот счет. Если бы ты собирался убить меня, ты сделал бы это сразу же, как только разоружил меня, и не стал бы останавливаться лишь для того, чтобы мило поболтать о путях и возможностях.
— Нет у меня никакого выбора! — Малфой внезапно стал таким же бледным, как и Дамблдор. — Мне придется это сделать! Он убьет меня! Он убьет всю мою семью!
Судя по вашему потрясенному виду, Гарри не предупредил вас о моём приходе. Тем не менее, давайте будем считать, что вы гостеприимно пригласили меня войти в дом.
Почему всех так волнует
Тот-Кого-Нельзя-Называть?
Лучше пусть народ волнует
Тот-Кто-Умеет-В-Кишках-Застревать!
Он хитер, он шустер!
От него с давних пор
У всей страны запор!
Горраций очень любит комфорт, а ещё он любит собирать вокруг себя знаменитостей, преуспевающих и влиятельных людей. Ему нравится думать, что они прислушиваются к нему. Он сам никогда не стремился восседать на троне, предпочитает занять место за его спиной, там, знаешь ли, легче развернуться.
Пора бы Вашей бабушке, Долгопупс, гордиться таким внуком, какой у неё есть, а не таким, каким он по её мнению должен быть.
Я мог бы ожидать, что вы предложите мне что-нибудь выпить, но, судя по всему, такое предположение грешит излишним оптимизмом.
Сомневаюсь, что ты убьешь меня, Драко. Убить и думать об убийстве это не одно и то же.
Зрелость становится глупой и забывчивой, когда начинает недооценивать юность.
Само плохое в том, что они тоже могут творить магию!
— Тогда убей меня, — задыхаясь, произнес Гарри, вовсе не ощущая страха, а только ярость и презрение. — Убей меня, как ты убил его, ты, трус…
— НЕ СМЕЙ НАЗЫВАТЬ МЕНЯ ТРУСОМ! — завопил Снегг, и его лицо вдруг стало безумным, нечеловеческим, словно он испытывал такие же страдания, как скулящий, воющий пес, запертый позади них в горящем доме.
Джинни отвернулась, взглянула на озеро.
— Я никогда не переставала думать о тебе, — сказала она. — Просто не могла. Всегда надеялась… Гермиона твердила мне, что я должна жить собственной жизнью, может быть, встречаться с другими, что так я смогу почувствовать себя рядом с тобой более свободной, я ведь и рта в твоём присутствии открыть не могла, помнишь? Она считала, что, если я стану, ну хотя бы немножко, собой, то и ты будешь обращать на меня чуть больше внимания.
Лицо Рона приобрело изысканно-зеленый оттенок.
— Прошу, прошу! — гордо произнес Фред. — Только у нас — лучший выбор любовных напитков!
Джинни скептически изогнула бровь:
— A они действуют?
— Само собой! Продолжительность до двадцати четырех часов, срок действия зависит от веса мальчика…
— И степени привлекательности девочки, — закончил Джордж.
Гарри, предоставленный самому себе, думал о том, до чего же могут опуститься девчонки ради мести…
— Не хочу показаться грубым, — заговорил он таким тоном, что в каждом звуке так и сквозила эта самая грубость.
— …хотя, к несчастью, непроизвольная грубость, увы, слишком часто срывается с языка, — серьезно договорил за него Дамблдор. — Лучше уж вовсе ничего не говорить, милейший.