В паутине было что-то личное. Паутины нет ни у кого. У всех есть домработницы. Это как будто все идут строем и поют песню, и всем так здорово: и тем, кто идёт, и тем, кто смотрит. И когда ты вдруг делаешь шаг в сторону, ничего не меняется. Для них. Просто ты перестаёшь быть частью и становишься целым.
Для того, чтобы я почувствовала себя личностью, мне надо было завести паутину. Интересно, а если пустить в квартиру пару мышей, у меня начнётся мания величия?
Цитаты Ольга Никитина (Никита)
В последнее время меня пугают старухи. Они ведут себя так, как будто с ними ничего не произошло. Как будто нет этих морщин вокруг глаз, как будто щёки не висят на скулах, как бельё на верёвке, как будто их попы не похожи на лопнувший воздушный шарик, — словом, будто с ними не случилась эта ужасная вещь под названием «климакс».
Жалко, что не люблю читать книги. Авторы в них постоянно пытаются умничать. Я бы тоже могла стать писателем. Это так же, как многие мои знакомые ни с того ни с сего становятся модельерами и дизайнерами интерьеров.
Хорошо собакам в Нью-Йорке. У каждой из них есть пять человек, которые не дают развиться комплексу неполноценности: парикмахер, ветеринар, специальный человек для прогулок, дрессировщик и тренер по йоге. Йога для собак называется doga. Несложные упражнения, которые может выполнить буквально любой питомец. Конечно, под присмотром профессионала.
И вот все эти пять человек, постоянно присюсюкивая, говорят собаке: «молодец», «хорошая», «умная», «красивая» — и так каждый день. Конечно, собаки ходят, осознавая свою значимость.
Если бы я была нью-йоркской собакой, я бы не интересовалась новинками пластической хирургии. И возможно, старость не так бы пугала меня. «Умная», «красивая», «молодец», «хорошая». Пять дней в неделю. Два оставшихся дня – самостоятельный аутотренинг.
Домработница приходила раз в неделю. Причём, если в доме был бардак, то она требовала дополнительные деньги. Таковы английские правила. К её приходу я убирала дом.
Я постаралась расслабиться и ни о чём не думать. Мозг сам, моими словами и моим голосом, продолжал монолог… Я испробовала последнее средство. Представила себя маленькой в своей голове. А в руках — огромный веник. И я методично слева направо разметаю собственные мысли.
Главное — не отвлекаться. Сильно махать веником — тжик, тжик, и мысли не успевают сформироваться в слова. Тж-ж-жик, тж-ж-жик…
Я кричала так, что перекрикивала гудки в телефоне.
Достала из бардачка валерьянки.
Снова набрала Ромин номер. Телефон был отключен. Вот свинья.
Этого не может быть, потому что просто не может быть.
Я выпила валерьянку.
Расплакалась. Меня бросил муж.
Нажала на газ. Не было никакого смысла куда-то ехать.
Я свернула в сторону химчистки. Надо забрать пальто. Потом заехать в магазин, купить стиральный порошок.
Потом застрелиться. Жизнь потеряла всякий смысл.
Стас младше меня лет на десять. Или на пятнадцать? Я старше его не целую жизнь.
Мне было приятно переживать из-за мужчины, понимая, что я переживаю из-за мужчины.
В моей жизни опять это происходит!
Я свято верила, что с человеком никогда не произойдет то, что для него неприемлемо.
Я не выясняла с ним отношений, не кричала, не плакала, не грозила и не умоляла. Говорила спокойно и по делу. Когда повесила трубку, была собой абсолютно довольна. Только на одну минуту пожалела, что не поинтересовалась, не мог ли он себе девушку посимпатичней найти.