Цитаты Татьяна

Недаром пословица такая слывет, что Москва у всей России под горою: все в нее катится.

Катится по лесу Колобок, а навстречу ему Лиса. «Колобок, колобок, а я тебя съем!» — «Не советую. Я же не Колобок, а Ежик из Чернобыля.

… Случайно на улице, шла мимо. Девушка лет восемнадцати в мешковатом чёрном пальто, длинные русые волосы, кое-как подстриженная чёлка. Что-то нелепое в фигуре. И в манерах. Что-то категорически не совпадающее с реальностью, порывистое и ужасно трогательное.Она не видела меня, увлечённая своей книжкой или своими мечтами. Она смотрела куда-то серо-голубыми северными глазами, а я замерла в узнавании… Я так хорошо знала этот зачарованный рассеянный взгляд, эти обкусанные ногти, эти бедные разбитые туфли. Я всем нутром ощущала, как она талантлива и как несчастна. И я знала, что ещё долго-долго придётся ей быть талантливой – неизвестно, в чём, – и несчастной, а это уж слишком ясно, отчего.
Это женский мутант.
Это результат жестокого эксперимента по внедрению духа в природу.
Это женщина, которой досталась искорка творческого разума.
Это я.

Страх перед насмешками и осуждением людским ушёл вместе с другими человеческими свойствами, из которых более всего мне жаль чудесной способности любить на ровном месте. Она, эта способность, очень скрасила мне жизнь.

Я научилась жить среди равнодушия, без горячей заботы о себе, без подарков судьбы, в беспокойстве и раздражении постоянном. Когда меня оскорбляют, мне больно, но через два – три дня всё проходит. Женщины часто воспринимают триаду «деньги – слава – любовь» как возможную защиту от холода и боли (любовь тоже боль, но иного рода) – однако я выучилась жить и с холодом и с болью. Я терплю холод, как почтальон в старину, отправленный в дальнее поселение с важным письмом, я терплю боль, как терпит её человек с вылезшим гвоздём в ботинке, который ежеминутно терзает пятку, – и ботинок почему-то нельзя снять. Тем более что радость хоть не каждый день, как солнце на Севере, но согревает душу.
Пока что – всё терпимо. …

— Значит, ты не веришь в магию?
— Не верил, пока тебя не встретил… Твоя улыбка — вот настоящая магия.

Сколь вокруг благородных ни трись, а сама дворянкой не станешь.

Народ и власть это не одно целое, это два совершенно разных и антагонистичных друг другу организма.

Пока народ еще способен смеяться даже над самой черной своей бедой, значит, есть у него самосознание.

Страна у нас большая. Хороших людей много. Пропасть не дадут…

Но ведь должен же кто-то помочь? Неужели же нет никакой управы?

Жизнь ломает людей без шума, без криков… без слез… незаметно…

Мне часто кажется, что книги пишут люди… которые не любят меня и… всегда спорят со мной. Как будто они говорят мне: это лучше, чем ты думаешь, а вот это — хуже… <...> Дурное и тяжелое они изображают не так, как я его вижу… а как-то особенно… более крупно… в трагическом тоне. А хорошее — они выдумывают. Никто не объясняется в любви так, как об этом пишут! И жизнь совсем не трагична… она течет тихо, однообразно… как большая мутная река. А когда смотришь, как течет река, то глаза устают, делается скучно… голова тупеет, и даже не хочется подумать — зачем река течет?

— Что там, впереди?
— Все, что захочешь видеть!
— Да-а… нужно выдумать!
— Поверить нужно…
— Во что?
— В свою мечту.

Даже если погибнут тысячи невинных, это будет называться самозащитой.

— Мне, пожалуйста, кофе.
— Кофе нет.
— Тогда чай.
— Чай, к сожалению, тоже закончился!
— А что есть?
— Только вода! Туалет прямо по коридору…

Чудес не бывает, детка! Никакой принц в тебя, конечно же, не влюбится, через пару лет из миленькой девочки ты превратишься в несвежую девицу, и закончится всё тем, что завалит тебя соседский конюх на сеновале, обрюхатит, и родишь ты ещё одну такую же замарашку-неудачницу, обречённую на метлу и грязную тряпку. Никакого чуда, Золушка. И не проси о нём, не раздражай лишний раз окружающих, вынужденных развенчивать твои детские фантазии. Чудес не бывает — в твоём возрасте пора бы это знать.

Люди, которых понимаешь сразу, люди без остатка — неинтересны. Человек должен вмещать в себя, по возможности, всё, плюс — ещё нечто.

Не уважая других, вы не уважаете себя.