Цитаты Уилл

— Ты спас мне жизнь!
— Да. Не знаю, что на меня нашло.

Глаза Уилла заблестели.
— Думаю, у нас должен найтись экземпляр «Алисы в Стране чудес».
Тесс поморщилась.
— А разве эта книга не для маленьких детей? — спросила она ворчливым тоном. — Впрочем, я никогда ее не любила… В ней так много ерунды.
В глазах Уилла заплясали чертенята.
— Иногда в ерунде смысла хоть отбавляй, главное — хорошенько поискать.

Иногда приходится выбирать: быть добрым или честным. Иногда человек не может быть и тем, и другим.

— Если ты всё решаешь без меня, как тебе доверять?
— Никак…

— А ты знаешь, что каждый 35 человек пытается спрыгнуть с бруклинского моста? И все из-за разбитых сердец.
— Я это запомню.

Не знаю, кто ты, но у тебя ширинка расстегнута.

— Мы с тобой точно как кошка с собакой.
— Да. Или как масло с водой.
— Или как наждачная бумага с голой задницей.
— Грубо.
— Ты был бы задницей.

— Как сказать «шлюха» в мужском роде?
— Никто до сих пор не придумал. Но люди над этим работают.

Я хочу на тебе жениться, потому что ты единственная, кого мне хочется видеть утром при пробуждении и целовать на ночь. Потому что с тех пор, как я увидел эти руки, мне стала нестерпима мысль, что я не могу к ним прикоснуться. Но главным образом потому, что когда любишь человека так, как я люблю тебя, женитьба — единственный выход.

Беда в том, что ты мне нравишься. Ты всегда мне нравилась. «Нравилась» — как трогательно, как-то по-детски. А вот любовь — иное дело. От таких слов бежишь, как от огня. Я люблю тебя.

— Мне не нужна интрижка, я хочу серьезных отношений.
— Не думай об этом. Серьезных отношений не ищут. Они сами тебя найдут.

— Знаешь, что мне нравится?
— Что?
— Что можно вот так сидеть вдвоем и не думать о кокетстве, сексапиле и прочем.

— Да что ты все читаешь эти комиксы? Знаешь, мой мальчишка тоже, бывало, читал это дерьмо, но ему было лет десять.
— Не знаю. Думаю, мне просто нравится мечтать. Чтобы были цветные мечты, понимаешь. А этот парень [Человек-паук] — он единственный в мире, он не такой как все. Он другой. Часто случается так, что то, что есть у него, обязательно нужно кому-то; и он кого-то таким образом спасает. Он останавливает убийцу. Он становится героем. И все время, что ты читаешь это, ты можешь представлять, что ты сам — этот супер-герой. Как будто это ты обладаешь такой необычайной силой. Ты никогда не мечтал?
— Ну, мечтал, конечно. Но я мечтал вовсе не о том, чтобы быть похожим на парня, одетого, как жук. Я мечтал о Стелле Стивенс.

— Старик, мы ведь не виделись с выпускной вечеринки Лэнса Дэвиса!
— Веселый был вечер!
— Даа, жалко, нас не пустили, но всё равно было весело!

Дорогая Эмма,
Эти два слова, «Дорогая Эмма», уносят меня в то время, когда мы писали друг другу после смерти моих мамы и папы. Я рассказывал тебе о своих новых друзьях, о своей новой жизни, а ты рассказывала мне о том, как хорошо моим маме и папе на небесах. Правда — ничто. Главное это то, чему веришь ты. И главное я верю, что буду с тобой всегда… вечность. Поэтому я и писал тебе постоянно. Теперь я понимаю, что был дураком. Я всю жизнь обманывал себя. Каждое письмо, которое я тебе писал было любовным. Разве могло быть иначе?! И теперь я понимаю, что все они, кроме этого, были плохими любовными письмами. В тех плохих письмах я просил тебя ответить взаимностью, а в хорошем я ничего не прошу. А сейчас я рад сообщить, что это мое первое хорошее любовное письмо тебе. Потому что я больше ничего не могу для тебя сделать. Ты дала мне всё, чего я хотел. У меня достаточно воспоминаний, чтобы жить ими вечно. Так что, пожалуйста, не волнуйся за меня. У меня всё изумительно. У меня есть всё. Если бы у меня было одно желание, то я бы загадал, чтобы у тебя было такое же счастье, которое ты подарила мне, чтобы ты смогла почувствовать такую же любовь.
Твой друг навеки.
Уилл.

— Ни за что не умру! Я буду драться!
— Скелеты не дерутся.

И она зарыдала так бурно, что он подумал: наверное, иногда у людей и впрямь разбиваются сердца, потому что она упала наземь, причитая и содрогаясь, а Пантелеймон рядом с ней обратился в волка и тоскливо, отчаянно завыл.

Трудно повиноваться человеку, которого осмеиваешь за выпивкой.