— Я назначен московским опер-полицмейстером…
— Тогда я не смогу быть с тобой, с опер-полицмейстером никогда, власть это грязь, откажись, это преступно, безнравственно!!!
— Безнравственно обходить грязь стороной, а если грязь у тебя в доме, то нужно дом сделать чистым.
Подлость всегда в пределах юрисдикции.
— Раз по-европейски нельзя, поступлю по-японски.
— Как это — «по-японски»?
— Напишу письмо его величеству государю императору. Изложу все свои подозрения в адрес интенданта Суги. И убью себя, в доказательство своей искренности.
— Себя? Не Сугу? — потрясённо воскликнул Фандорин.
— Убить Сугу значило бы не покарать преступника, а совершить новое преступление. У нас есть древняя, благородная традиция. Хочешь привлечь внимание властей и общества к какому-нибудь злодейству — сделай сэппуку. Лживый человек резать себе живот не станет.
«Крадущиеся» убивают, крадут, шпионят, но они не занимаются шантажом и вымогательством! Это противоречит их традициям и кодексу чести.
Эраст Петрович и в самом деле забыл, что в Японии у всех и у каждого, даже у злодеев, непременно имеется какой-нибудь кодекс. В этом, пожалуй, было нечто умиротворяющее.
— Честь отчизны, мой дорогой Асагава, блюдет не тот, кто покрывает ее преступления, а тот, кто не боится ее от них очистить.
После этой сентенции возникла пауза. Слушатели задумались, прав ли доктор, и, судя по тому, что инспектор поморщился, сержант кивнул, а вице-консул вздохнул, пришли к неодинаковым выводам.
— Да что это вы, японцы, чуть какая моральная трудность, сразу кончаете с собой! Будто подлость от этого превратится в благородный поступок! Не превратится!
— Ну, и сколько вам за меня Николай Степаныч предлагал? Я же знаю, что он вам нашептывал.
— Тысячу рублей, — честно ответил Фандорин. — Предлагал и больше.
Агатовые глаза Клеопатры недобро блеснули:
— Ого, как ему не терпится. Вы что же, миллионщик?
— Нет, я небогат, — скромно произнес Эраст Петрович. — Но торговать удачей почитаю низким.
— Завтра утром. На двадцати шагах с барьерами.
— Отчего же завтра? Давайте прямо сейчас. Вы, граф, говорят, с утра до вечера по пятакам упражняетесь, и как раз на двадцати шагах. Давайте мы с вами по-другому поступим. Бросим жребий. Кому выпадет – пойдет на двор да и застрелится. Безо всяких барьеров. Проигрался человек, да и пулю в лоб — обычное дело. Ну что, граф? Или в пятак легче попасть, чем в собственный лоб? Или промазать боитесь?
— Что старше: валет или дама?
— Трудно сказать… Дама, пожалуй, выглядит моложе, хотя у дам это не всегда поймешь.
Худшее из зол то, что добром прикидывается.
Черт знает, о чем на самом деле думает человек, не принадлежащий ни к мужскому, ни к женскому полу, подумал Фандорин.
На войне всегда так. Выбираешь не между Добром и Злом. Только — за какую воюешь розу. А если тебя м-мутит от запаха роз, отходишь в сторону.
— Такое ощущение, что здесь никто не знает по-русски!-развел руками Фандорин.
Маса, снисходительно наблюдавший за действиями господина, сказал:
— Есть язык, который понимают все. Возьмите веер, обмахните лицо. Оно у вас похоже на вареную свеклу.
Он встал посреди мостовой, поднял руку. В пальцах покачивалась рублевая бумажка.
Давно известная истина: на свете нет ничего хуже поражения. Особенно если ты не пал, сражаясь, а угодил в плен и вынужден видеть, как ликует победоносное зло.
Для благородного мужа унизительно вступать в любовные отношения, не испытывая любви или хотя бы влюбленности.
Мудрец сказал: «Благородный муж, если он не дурак, слушается предчувствий, ибо их посылает благосклонная Высшая Сила».
Впрочем, по иному случаю, Мудрец сказал и другое: «Дурное предзнаменование для благородного мужа не повод, чтобы сойти с дороги».
У любого настоящего мудреца всегда можно отыскать изречения взаимоисключающего свойства.
Никакого «мира людей» не существует, как не существует и абстрактного «человека». Есть мужчина и есть женщина. Они по-разному устроены, по-разному живут, интересуются разными вещами, руководствуются в своем поведении различающимися этико-эстетическими нормами. Во многих отношениях мир Ян и мир Инь даже противоположны…
Мир Ян подвластен разуму и покорен воле, тверд и ясен, в нем «да» значит «да», а «нет» значит «нет», и, в общем, всегда понятно, где Добро и где Зло.
Всякое испытание собранности, знаний и находчивости освежает мозг.
