Цитаты Арман

— Ты лишился всего, и своей жены, и сына… А ради чего? Ради маски?
— Куда бы ты не отправился, чтобы ты не сделал — тебе от меня нигде не скрыться, Арман.

— Как можно забыть свое имя?
— Можно. Если оно тебе больше не нужно.

Она — целая эпоха в твоей жизни. Если ты с ней расстанешься, то потеряешь единственное живое существо, разделившее с тобой это время. Вот что пугает тебя. Ты боишься тяжелого бремени одиночества в вечной жизни.

— Они были обречены, застряли в своём времени. Они забыли первый урок, что мы должны быть сильными, красивыми и без сожалений — это главное.
— Ты можешь меня этому научить?
— Да!
— Жить без сожалений. Какая бы из нас получилась пара… Но что если этот урок я не хочу учить? Что если всё, что у меня осталось, это моё страдание — мои сожаления?
— Разве ты не хочешь их потерять?
— Чтобы ты и это получил? Сердце, которое её оплакивает… Ту, что ты сжёг дотла. Я знаю, что ты это сделал. И знаю, что ты ни о чём не сожалеешь. Ты ничего не чувствуешь и если это всё, чему ты можешь меня научить, я могу это узнать и сам.

… Жизнь без любви — цветок без аромата, как говорят на Востоке.

— Как бы удивился ваш отчим. Вы превратились в обыкновенную плебейку и храните верность такому же плебею.
— Это для меня комплимент.

Мы видим в любимых то, что хотим видеть, а не то, что есть на самом деле.

— Но какой была Венеция, когда ты там жил? Расскажи мне…
— Что рассказать? Что она была грязной? Что она была прекрасной? Что одетые в лохмотья люди с гнилыми зубами и отвратительным запахом изо рта веселились во время публичных казней? Хочешь знать, в чем состоит главное отличие? В том, что в настоящее время люди страшно одиноки. Нет, ты выслушай меня. В те годы, когда я еще принадлежал к числу живых, мы жили по шесть-семь человек в комнате. Городские улицы заполняло море людей; а сейчас смятенные души наслаждаются в своих высотных домах роскошью и уединением и сквозь стекло телевизионных экранов взирают на далекий мир поцелуев и прикосновений. Непременно нужно было накопить такое огромное количество знаний и достичь нового уровня человеческого сознания, любопытствующего скептицизма, чтобы стать одинокими.

Многим ли хватит мужества, чтобы жить вечно?

Единственная подлинная сила заключена в нас самих.

Мне представляется довольно занятным, что тебе известно мое имя и при этом ты все еще жив.

Если я ангел, рисуй меня с черными крыльями.

Ты создан, чтобы победить время, а не для того, чтобы от него убегать.

— Чудовищно…
— Да. Но красиво.

— Если зло существует в этом мире, но не различается по степеням греховности, стало быть, достаточно совершить один-единственный грех, чтобы оказаться навеки проклятым. Разве не к этому сводится смысл твоих слов? Если Бог есть и…
— Я не знаю, есть ли он, – перебил я Армана. – Но судя по тому, что я видел… Бога нет.
— Значит, нет и греха, и зла тоже нет.
— Это не так, – возразил я. – Потому что если Бога нет, то мы – высшие разумные существа во всей вселенной. Только нам одним дано видеть истинный ход времени, дано понять ценность каждой минуты человеческой жизни. Убийство хотя бы одного человека – вот что такое подлинное зло, и неважно, что он все равно умрет – на следующий день, или через месяц, или спустя много лет… Потому что если Бога нет, то земная жизнь, каждое ее мгновение – это все, что у нас есть.

Мир меняется, мы нет, вот и есть ирония, которая в конце концов нас убивает.

Мы все умираем… Смерть — это единственное, что объединяет людей.

– … познав сущность зла, не обязательно становиться злодеем. И разве, познавая так называемое добро, обязательно станешь добрым?
– Что же остается?
– Пустота… и вампиризм. Это единственное, что есть в пустоте…

Зло – само понятие о нем – происходит от разочарования и горечи! Неужели ты не понимаешь? <...> Единственно подлинная сила заключена в нас самих. Как ты можешь верить во все эти лживые сказки?

Я ничего не знаю, потому что я знаю слишком много, но понимаю очень мало и никогда не пойму. Но и ты, и все, кого я знал, научили меня, что любовь есть необходимость, как дождь необходим цветам и деревьям, как пища – голодным детям, как кровь – голодным падальщикам, то есть нам, нам нужна любовь, и любовь, как ничто другое, может заставить нас забыть и простить любое зверство.