Цитаты Тильда Суинтон

Я слишком серьезна, чтобы быть дилетантом, но чтобы быть профессионалом, мне все же не хватает квалификации.

Религиозный экстремизм встречается повсеместно, но виноват в этом фашистский подход и язык абсолютизма, идущий из Вашингтона.

Очевидно, что сегодня мы стали совершенно неспособны понимать реальность.

Мы постоянно сомневаемся в том, что видим, и давно перестали верить собственным глазам.

Я — за полномасштабное изображение, общие планы, пространство между… разрывы… интервалы… паузы… за моменты тишины… за плавное течение жизни…

В десять лет я ехала в поезде, и мне пришло в голову, что ни один сосед по вагону не догадывается, какая же я жалкая личность на самом деле.

Красота — это не то, с чем у меня ассоциировались знакомые люди, и точно не ассоциировались девушки. Ребята, возможно. Лошади, да. И конечно же, моя прабабка Элзи Суинтон, чье имперское величие было сродни торговой марке.

Я выгляжу в точности, как мой отец, если побреется. Еще я похожа на Дэвида Боуи. Не только внешне, но и неопределенностью пола.

Я воюю за документальность. За небеленое лицо и неровную походку. За эмоционально достоверную семейную сцену. За мучительный подбор слов. За открытую, а может, несчастную концовку. За слезающий с пятки ботинок, и движение ступни, чтобы его поправить. За разбитое яйцо и разлитое молоко. За идею косноязычия. За пространство кино, в котором не происходит ничего, но всё возможно.

Я тихий человек. Я счастливее, когда молчу.

Я никогда не рассчитывала, что меня поймут.

Я очень смешная, просто никто этого не замечает. Всех пугают длинные люди с серьезными лицами.

Отсутствие как высшая форма присутствия.

Мои родители достаточно благоразумны, чтобы просто желать своим детям счастья.

Из детства мне больше запомнились папины черные лакированные и золотые ливреи, штаны в красную полоску и ленты от медалей, а не вечерние платья матери. Я всегда хотела выглядеть так же красиво, как отец, хоть бы на час. Лучше так, чем неделю быть просто по-женски привлекательной.

Вот мою дочь как-то спросили, когда ей было шесть, кем она будет, когда вырастет. А это ужаснейший вопрос для людей любого возраста. И она сказала: «Я поэт». И это действительно так. Я ей даже позавидовала, ведь она так уверенно об этом сказала.

Принято, что в девятнадцать лет вы должны определиться, что хотите делать в жизни дальше. Чушь! Или считается, что в двадцать у вас должны быть серьезные отношения. Чушь! Это все вздор! По себе скажу, если бы я тогда согласилась с этими условностями, то жила бы, будто по сигналу. Это все равно, что если бы вас постоянно клевал стервятник.

Мир, в котором сам факт деформируется и постоянно берется в кавычки. Существует твой факт и мой факт. Так через субъективность завершается всеобъемлющий процесс отчуждения. Так завершается миссия капитализма. Общества больше не существует, и нет взаимопонимания…

Существует дикая синяя бездна. Дикая, необузданная, грубая, таинственная и отталкивающая сила. Существует мир, в котором нет кондиционеров, электричества и других благ современности. Да здравствует жизнь вне цивилизации, подчиняющей себе всё и вся, холодной и расчетливой, не признающей сомнений и предположений. Да здравствует бесконечное разнообразие языков (в том числе человеческих), верований, символов и инопланетных сигнальных систем. Да здравствует сама потребность в языках как средстве выражения, с помощью которого мы можем постичь разнообразие мира. Именно благодаря им мы можем пытаться придать форму невыразимому, призрачному, невнятному внутри нас.

Я жажду попасть в страну кино, ощутить его тонкую и хрупкую сущность. Это страна, в которой ничего не происходит, но все возможно, даже невыразимое, неосуществленное, неупорядоченное…