— А ты женат? Есть детишки?
— Есть. [Синицын озабоченно сморщил лоб.] Четверо. Три девочки, остальные пятеро — мальчики. И все, само собой, близнецы.
Цитаты Василий Ливанов
Однажды, выступая в Министерстве культуры перед членами коллегии, среди которых был и Ливанов, министр Фурцева развивала свою любимую идею об организации повсюду, где только возможно, «художественной самодеятельности», и договорилась до того, что, по её мнению, «самодеятельность должна скоро вытеснить профессиональное искусство».
— Борис Николаевич, — прервав речь, обратилась она к Ливанову. — Я вижу, вы что-то рисуете в блокноте и меня не слушаете? Вы что, со мной не согласны?
— Я слушаю, — ответил Ливанов. — Вы радуетесь тому, что профессиональное искусство скоро исчезнет, а я — профессионал. Вот вы бы, Екатерина Алексеевна, стали пользоваться услугами самодеятельного гинеколога?
Обсуждение закончилось гомерическим хохотом всех присутствующих.
Тут лицо Ивана Ивановича приняло бессмысленное, почти идиотское выражение. То самое выражение, которое приобретает лицо русского человека вне зависимости от возраста, профессии и должности, если начальство вдруг спрашивает: куда пропало находившееся в ведении данного лица казенное имущество. А уж какое это имущество: киносценарий, моющиеся обои, тракторная гусеница, банка трески в томате, канцелярская скрепка — это решительно всё равно. Потому что страна огромная, пространства необозримые, степи, горы, леса и моря, народу везде полно, и запропаститься бесследно может что угодно, где угодно и когда угодно.
Зайти в ресторан я не мог. Как говорил мой сосед по общежитию: «Во-вторых, у меня нет денег».
Хотите родину-мать лечить кровавыми припарками? Только палачи — плохие доктора…
Ничто так не старит, как годы.
Оптимизм — это недостаточная осведомленность.
Актеров нельзя допускать в судебные заседатели. Они по любому поводу могут вынести только один приговор: кровавая смертная казнь. На Шекспире воспитаны.
Нет маленьких ролей, есть маленькие актеры. Это всем маленьким актерам известно.
Неужели у нас уже пришли к такой катастрофе, что честность является заслугой?
И первая роль, которой я удостоился в театре, была… роль трупа сына героини в одноактной пьесе Брехта.
Особое положение этого литературного героя в мире людей остроумно определил известный американский актер и режиссер Орсон Уэллс: «Шерлок Холмс — это человек, который никогда не жил, но который никогда не умрёт».
В последние годы во МХАТе «старики» между собой почти не разговаривали. Бывало, сидят в антракте в закулисном фойе театра, в гримах и костюмах, молчат и думают каждый о своем.
И вдруг один из «стариков», ни к кому персонально не обращаясь, начинает рассуждать вслух:
— Ну чего у меня нет? Я — народный артист Советского Союза, член партии… орденоносец… Постоянно занят в репертуаре. Чего у меня еще нет? У меня прекрасная пятикомнатная квартира в центре… дача, очень хорошая… Две государственных премии… Да… я еще и режиссер… у меня есть свой театр, я там художественный руководитель… меня на казенной машине возят… а еще у меня есть своя машина… «Волга»… На здоровье, тьфу-тьфу, не жалуюсь. Ну, чего у меня еще нет?
В повисшей тишине раздается голос Бориса Николаевича:
— Совести у тебя нет.
Наш папа академик,
Он труженик пера,
А нам же, кроме денег,
Не нужно ни черта…
— Угадай, — предлагал Ромашка, — почему мозг клоуна стоит десять копеек за килограмм, а мозг силового жонглера десять тысяч за один только грамм? Почему такая несправедливость?
Рюмин был в большом затруднении, и Ромашка спешил ему на выручку:
— Потому что мозги силовых жонглеров — это дефицит! Понял?
— Самая красивая на свете птица — белая ворона.
— Почему белая ворона? — спрашиваю.
— А потому, — отвечает старик, — что она исключение. Можно увидеть стаю лебедей, семью павлинов, компанию страусов. Но никто никогда не видел стаю белых ворон. Да этого и не может быть. Тогда все потеряет смысл.
Какая бы проблема ни возникала у вас в жизни или в искусстве, вы должны действовать так, чтобы со временем иметь право сказать самому себе: «Я сделал все, что смог».
Образованием ума не заменишь.
Подсказка — попутный ветер для умного и мель для глупца.
Всякий уважающий себя мужчина обязан презирать боль. Но это надо делать умело. Презрение должно быть настолько очевидным, чтоб у окружающих не было и тени сомнения в вашем мужестве.