Цитаты Дэн Симмонс

Маленький человечек гораздо опаснее, когда рядом с ним находится здоровенный идиот.

Одному только небу известно, какой у нас будет урожай.

… когда общественный нажим сменяется тоталитарным пинком, законы имеют обыкновение забываться, а то и вовсе отправляются на свалку.

«Чертов болван», — добавляет он мысленно, но достаточно громко, чтобы молодой лейтенант мог без труда расслышать непроизнесенные слова.

Уличная драка не может не внушать отвращения, однако энергия, проявленная ее участниками, взывает к чувству прекрасного: в потасовке простолюдин показывает свою ловкость.

Может, начитанность — своего рода проклятие, вот и всё. Может, человеку лучше жить своим умом.

Время… Время с большой буквы… гораздо протяженнее, чем мы в силах себе представить.

Свободные для навигации прибрежные воды, по заверениям сэра Джона, находились всего в тридцати или пятидесяти милях впереди. Они с таким же успехом могли находиться на луне.

Проблема взаимоотношений учителя и ученика, не в первый раз осознал он, заключается в том, что они всегда остаются неизменными, когда все вокруг меняется.

Все мы поедатели душ.

– Возможно, в этом году лед растает гораздо сильнее, чем в сорок шестом.
– Возможно, у меня из задницы выскочит стая мартышек.

Медицинская наука никогда не проникнет в сокровенные тайники души человеческой, даже через миллионы лет прогресса.

Если действительно существует богиня вроде Седны, которая правит миром, её настоящее имя — Ирония Судьбы.

Люди знали. Крозье знал, что они знают. Они знали, что там на льду Дьявол, а не какой-то арктический медведь небывало крупных размеров. Капитан Фрэнсис Крозье не считал такое мнение ошибочным – несмотря на все свои презрительные высказывания, сделанные сегодня вечером за стаканом бренди в обществе капитана Фицджеймса, – но он знал еще одно, чего люди не знали, а именно: что Дьявол, пытающийся уничтожить их здесь, в Царстве Дьявола, это не только белое мохнатое чудовище, убивающее и пожирающее людей одного за другим, но всё, абсолютно всё здесь: неослабевающие холода, сдавливающие корабли льды, электрические бури, странное отсутствие тюленей, китов, птиц, моржей и сухопутных животных, неумолимое наступление пака, айсберги, передвигающиеся по белому замерзшему морю, но не оставляющие ни единой узкой полосы открытой воды за собой, внезапные мощные содрогания ледяного поля, сопровождающиеся появлением торосных гряд, пляшущие звезды, халтурно запаянные банки с продуктами, теперь превратившимися в отраву, так и не наступившее лето, так и не открывшиеся проходы – решительно все. Чудовище во льдах являлось просто-напросто еще одним воплощением Дьявола, который хотел их смерти. И хотел, чтобы они страдали.

Страх… безымянный, тупой страх управлял моими поступками куда настойчивее, чем любая логика.

– Видишь детей? – негромко спросила Амрита.
До сих пор я не обращал на это внимания, но теперь увидел: девочки лет семи-восьми стояли, держа на бедрах детей еще меньше. Только сейчас до меня дошло, что это был один из наиболее часто встречавшихся нам за последние пару дней образов: дети, державшие детей. Поскольку лил дождь, они укрылись под навесами, мостками и насквозь промокшими полотнами. Их оборванная одежда была ярких цветов, но даже ослепительный красный или царский голубой не скрывали грязи и изношенности. На худеньких запястьях и лодыжках девочки носили золотые браслеты. Их будущее приданое.
– Здесь очень много детей,– сказал я.
– И почти ни одного ребенка,– произнесла Амрита так тихо, что слова ее прозвучали почти как шепот.
Мне потребовалось лишь несколько секунд, чтобы убедиться в ее правоте. У большинства детей, которых мы видели, детство уже осталось позади. Нянчить младших сестренок и братишек, тяжко трудиться, рано выйти замуж и растить уже свое потомство – вот их непосредственное будущее. Многие из детей, которые сейчас бегали голыми по грязи, не проживут и нескольких последующих лет. Те, кто достигнет нашего возраста, встретят новое столетие среди миллиардного народа, стоящего перед угрозой голода и социального хаоса.

Я читал того американского писателя. Странный тип по имени По, если мне не изменяет память. Очень меланхолические, болезненно-мрачные сочинения, местами просто патологически жуткие. В целом не особо хорошие, но очень американские в каком-то неопределимом смысле.

Было продано девятнадцать миллионов экземпляров «Умирающей Земли-2».
— Неплохо, — подытожила Тирена. — Аудитория сформирована.
— Но первая «Умирающая Земля» разошлась трёхмиллиардным тиражом!
— «Путь паломника», — напомнила она. — «Майн Кампф». Такое случается раз в столетие. А то и реже.
— Но ведь три миллиарда…
— Слушай, — сказала Тирена. — В двадцатом веке на Старой Земле была сеть забегаловок. В них мясо дохлых коров жарили на топлёном сале, добавляли немножко канцерогенов, потом заворачивали в плёнку, синтезированную из нефти, и продавали по девятьсот миллиардов порций в год. А люди это жрали. Вот так.

Крозье знал, что уже давно стал такого рода пьяницей, для которого количество всегда важнее качества.

Он настолько смирился с неизбежной скорой смертью, что мысль о возможном спасении показалась почти мучительной.