Критический атеизм — пустое место в религии; не отрицание Бога, а лишь отсутствие вопроса о Боге.
Цитаты Дмитрия Сергеевича Мережковского
Религия — часть крови и плоти народной.
Вера и сознание веры не одно и то же.
Океан с берега кажется плоским.
Отрекаясь от Бога, от абсолютной Божественной личности, человек неминуемо отрекается от своей собственной человеческой личности.
Ежели Бог — абсолютная свобода, то дьявол — абсолютное рабство.
Одна из глубочайших особенностей русского духа заключается в том, что нас очень трудно сдвинуть, но раз мы сдвинулись, мы доходим во всем, в добре и зле, в истине и лжи, в мудрости и безумии, до крайности.
Кажется иногда, что в России нет вовсе революций, а есть только бунт — январский, декабрьский, чугуевский, холерный, пугачёвский, разинский — вечный бунт вечных рабов.
И хочу, но не в силах любить я людей:
Я чужой среди них; сердцу ближе друзей —
Звёзды, небо, холодная, синяя даль
И лесов, и пустыни немая печаль…
В доме Романовых… таинственное проклятие переходит из рода в род. Убийства, измены, кровь и грязь… Петр I убил своего сына; Александр I — своего отца; Катерина II убила своего мужа. А кроме этих великих и известных жертв, существуют жалкие, неизвестные и несчастные выкидыши самодержавия… задушенные, как мыши в темных углах, в казематах Шлиссельбургской крепости. Плаха, петля и яд — вот истинные символы российского самодержавия. Миропомазание на челе царей поистине стало печатью Каина.
Бог есть бесконечное, конец и начало сущего; черт — отрицание Бога, а следовательно, и отрицание бесконечного, отрицание всякого конца и начала; черт есть начатое и неоконченное, которое выдает себя за безначальное и бесконечное; черт — нуменальная середина сущего, отрицание всех глубин и вершин — вечная плоскость, вечная пошлость.
Вообще выражение лица его менялось мгновенно, внезапно до странности, как будто снимались и надевались маски. «Множество масок, но нет лица», — сказал о нём кто-то.
Но если б и не было казни, я, кажется, умер бы: со сломанной ногой нельзя ходить – со сломанной душой нельзя жить.
Всякая власть надо мной — мне страшилище. По этому только одному и знаю, что я русский.
И ненависти нет, и воли нет. И так всегда со всеми чувствами. Никаких чувств, один ум; ум полон, а сердце – как пустой орех…
Законное насилие для нас почти неощутимо, потому что слишком привычно.
Разум и безумье вместе родились.
Нужен какой-то необычайный, великий порыв, чтобы спасти красоту и искусство от того варварства и пошлости и самодовольной позитивной тупости, которые надвигаются на нас.
Попробуйте отложить наши современные журналы, читайте долгое время только иностранные книги и русских великих писателей прошлого поколения, потом сразу откройте свежий номер современной газеты, — вы будете поражены, вас охватит испорченная атмосфера, уродливые неологизмы, одичание и пошлость языка, особенно в мелкой прессе: как будто с вольного воздуха вы войдете в комнату, где сильный дурной запах.
И все ж тоска неодолимая
К тебе влечет: прими, прости.
Не ты ль одна у нас родимая?
Нам больше некуда идти.
Так, во грехе тобой зачатые,
Должны с тобою погибать
Мы, дети, матерью проклятые
И проклинающие мать.