Я вечный скиталец этой жизни, дикий звереныш, который, еще пока не озлобившись, мечется в толпе чужих ему существ в поисках чего-то родного, дабы успокоить свое ревущее и обожженное звериное сердце.
Цитаты Рена Ниобий
Из меня мои вырвались птицы,
Рассекая мне спину крылом.
И стальные тяжелые спицы
Мне всадили меж ребер рывком.
… душа каждого человека в какой-то степени до костей прожжена, но ведь за этими увечьями, за этими язвами, за этой гниющей прокаженной плотью кроется живое, чуткое, шелковое сердце, но так нещадно потрепанное летами, истерзанное и надорванное.
Твое страждущее сердце рвалось на части. Но крепкая сталь, в которую оно было одето, закалилась еще сильнее.
Ты никогда не страшилась быть обвиненной в безверии, ты боялась лишиться того, перед величием чего ты так покорно и робко склоняешься.
Она была совсем иная,
Словно рисованная кистью Пикассо.
Невольно взор ее застывший вспоминаю
И белое, как мрамор, помертвелое лицо.
Я готова избавится от этого креста, наливающего свинцом мое молчаливое сердце, без дальних слов. И всё равно, что будет после. Если вообще будет.
Ты внимательно рассматриваешь меня, но без намека на оценку, без малейшей капли яду, в котором люди так старательно и упорно пытаются утопить, а как-то простецки добросердечно, как смотрят только маленькие дети или люди, с несвойственным человеческому роду, нежным сердцем.
И ты сгораешь в пламени собственной прострации, бессилия, как органическое вещество в кислороде.
Мой разум пуст, как трубы водостока,
Как гнезда птиц, покинувших свой дом.Нет мыслей свежего бурлящего потока
В сознании болезненном моем. Мой разум чист, как нимфа Ореада.
Мой разум непорочен, как дитя.
И оттого извечно будет падать
В пучину, жизнь свою бесцельную влача. Мой разум — сталь, что прочно закалили.
Он сам себе фундамент возложил.
Мой разум, как пищаль, что зарядили,
И бросили на землю что есть сил.
Чтобы выйти за рамки, нужно знать, где проходят их границы.
Город. Людные улицы. Немного потрескавшийся асфальт дороги. Большие, габаритные здания, непонятно зачем сорганизованные здесь, нагруженные и наталкивающиеся друг на друга. Серая толпа, цветом своим походившая на пепел или грязноватый дым, который обычно выпускают трубы завода, и превратившаяся в единую массу, месиво. Обжигающий легкие ветер, с шумом проносящийся мимо идущих в неизвестность людей и мимо меня. Мимо меня.
Счастье. Что это? Что-то теплое или леденящее душу? Что-то сладкое, а может быть, слишком приторное, что-то до тошноты паточное, липкое, щедро сдобренное глюкозой?
Для каждого из нас это понятие имеет исключительно индивидуальное значение. Мы мыслим субъективно, и оттого наши ценности, возможно, кажутся кому-то простой пресловутой вещицей, какую можно приобрести в любом ларьке.
«Глаза — зеркало души» — нелепость и абсурд. И как же можно познать нутро человека, если глаза его пусты? Значит, души нет у этого человека? Ни души, ни разума, ни сердца?
Моя душа такая угольно-черная и вымазанная гуталином, но лиричная и уветливая, как бархатистая кошачья шерстка, лоснящаяся на солнце и так податливо реагирующая на всякое прикосновение. Нет, вовсе и не нежная. Только чуть-чуть, совсем капельку. Я бы и готова ласкаться к каждому прохожему, готова бы ластиться, тереться у ног случайного встречного, да вот только никто даже не остановится и не посмотрит. Никто.