Идя тогда домой из редакции, я думала: вот человек, с которым я обречена на вечные оплошности, потому что если у него и было что-нибудь ко мне — то… он только лежал у моих «ног». Выше моих ног его нежность не подымалась. Голова моя ему не нужна, сердце — непонятно, а ноги казались достойными восхищения. Вот и всё.
Цитаты Зинаиды Гиппиус
Это все неловкие слова, по ним нельзя понять, что такое для меня, после всей жизни, значили слова: признать себя обыкновенной женщиной, сделать себя навсегда в любви, как все. Около этой мысли – какой сонм страхов, презрений, привычек…
Я была все-таки в безумии, решаясь подчиниться желанию тела. И ничего не узнала. Как это отделять тело от души? А если тело – без души не пожелало? Вот и опять все неизвестно.
Принудительная война, которую ведёт наша кучка захватчиков, ещё тем противнее обыкновенной, что представляет из себя «дурную бесконечность» и развращает данное поколение в корне, — создаёт из мужика «вечного» армейца, праздного авантюриста.
… о, если б совсем потерять эту возможность сладострастной грязи, которая, знаю, таится во мне и которую я даже не понимаю, ибо я ведь и при сладострастии, при всей чувственности – не хочу определенной формы любви, той, смешной про которую знаю. Я умру, ничего не поняв. Я принадлежу себе. Я своя и Божья.
Чтобы выйти из своей темницы, надо разбить себя.
Взывать к чуду — развращать волю.
От недоброго — добром ничего получить нельзя.
Любовь нерассказуема.
У надежды глаза так же велики, как и у страха.
Чудесной, последней любви нет; так наиболее близкая к ней – неразделенная, т. е. не одинаковая, а разная с обеих сторон.
В браке всё-таки сильнейший духом ведёт за собою слабейшего, а там, где брачное извращение – дух обмирает у сильнейшего и над ним властвует слабый и пошлый. На это обмирание и безволие духа жутко смотреть, но нельзя не видеть.
Боль оскорбления, чем глубже, тем отвратительнее, она похожа на тошноту, которая должна быть в аду.
Люди меня не любят, не верят, боятся, — я не могу им помочь, а они – мне. Что же я напрасно ломаю себя – или ломаюсь?
Душу мою ело чувство без названия.
…как хочется смириться, отдаться течению волн, не желать, а только верить, что другие больше тебя желают, не идти – а только чтоб тебя несли! Сказать себе: ну что я могу? Это самообольщение, гордыня! Пусть другие, они сильнее. А я слаба. Всё равно ничего не будет, что бы я ни делала. При чём – я? Моя воля?
Люблю свои письма, ценю их – и отсылаю, точно маленьких, беспомощных детей под холодные, непонимающие взоры. Я никогда не лгу в письмах. Никто не знает, какой кусок мяса – мои письма!
Я сделана для выдерживания огненных жал, а не слепого, тупого, упорного душения. Но так надо.
Вера неотделима от любви. Да пусть. Поверю, а действовать стану по знанию, а не по вере.
И сегодня – такое голое, такое слишком личное во мне страдание.
Переживем, решим – в безмолвии.
Любить меня – нельзя…
Я ни к кому не прихожусь. Рассуждаю, а в сердце зверь и ест моё сердце. Не люблю никого, когда у меня боль. Не люблю – но всех жалею.