А чтоб нам не было скучно, мы превращаем небо и землю в сказку.
Цитаты Константина Дмитриевича Бальмонта
На всех нас лежит обязанность улучшать тот «свет», в котором мы живем, заботиться о счастье «униженных и оскорбленных», заботиться о том, чтобы была облегчена тяжесть, которая лежит на них.
У каждой души есть множество ликов, в каждом человеке скрыто множество людей, и многие из этих людей, образующих одного человека, должны быть безжалостно ввергнуты в огонь. Нужно быть беспощадным к себе. Только тогда можно достичь чего-нибудь.
Вот в эту самую минуту, когда мы здесь дышим, есть люди, которые — задыхаются.
Гимназию проклинаю всеми силами. Она надолго изуродовала мою нервную систему.
Революция есть гроза преображающая. Когда она перестает являть и выявлять преображение, она становится Сатанинским вихрем слепого разрушения, Дьявольским театром, где все ходят в личинах. И тогда правда становится безгласной или превращается в ложь. Толпами овладевает стихийное безумие, подражательное сумасшествие, все слова утрачивают свое содержание и свою убедительность. Если такая беда овладеет народом, он неизбежно возвращается к притче о бесах, вошедших в стадо свиней.
Человек есть Солнце, и его чувства — его планеты.
… Байрону легко было быть Байроном… превыше всего Байрон жил в в Англии и в Европе, где уж много сотен лет была готова литературная аудитория, а не в Америке, где общество состояло, да и теперь состоит, главным образом из искателей доллара и учредителей деловых предприятий и где умственная грубость и художественная тупость — господствующий факт.
Полюбив, мы умираем.
Ум — не что иное, как хорошо организованная система знаний.
Леопарди в своих строках «Аse stesso» «К себе самому» сказал, обращаясь к собственному сердцу: «Assai palpitasti» «Довольно ты билось». Но я никогда не скажу этих слов своему сердцу. Оно просто однажды перестанет биться.
Кто молча заглянул хоть однажды в глаза живого существа, — будь то друг, или женщина, или ребенок, или конь, или верная собака, или неверная таинственная кошка, или птица, насторожившая свою головку и не знающая, улететь или не улететь ей с ветки, — тот знает, сколько неопределимого словами душевного содержания переливается из глаз в глаза, от одного существа к другому, из души, в которую заглянули, в душу, которая хочет глядеть, и видеть, и молча ласково спрашивать.
Прожив полстолетия на земле, я никак не разучусь, говоря, говорить правду и, слушая людей, я никак не могу перестать верить их словам. Да, такова моя судьба. И, тысячу раз обманутый, я хочу снова верить, и не верить не могу.
От всех вещей мира всегда исходят многосложные безмолвные голоса, и тот, кто их слушает, а не проходит мимо них лишь вскользь, приобретает особое красноречие, сказывающееся в особой единственности речи, или умении пропеть былину, или в даре живописания, или в неземном даре прикоснуться к струнам и музыкой переселить небо на землю.
… Пред утром, в тот час, когда короткая ночь целуется с новым днем, богатым долгими светлыми минутами, когда одинокая в синеве неба сверкает Утренняя Звезда и утонченны ее длинные золотые ресницы…
Многие цветы ночью закрываются и умаляют свое душистое дыхание, другие цветы цветут только ночью, радуясь передвижению света в тьму, ландыш дышит во тьме сильнее своим страстным запахом, и хороша ночная фиалка, и упоительно дышит ночью табак своими белыми расцветами.
Что ведет иногда человека, как не тайная благая сила, о нем заботящаяся?
Это сказка — в солнечный день, во время прогулки, увидать первую божью коровку, когда Солнце сладостно ошеломляет новой своей силой, но весна еще не завладела часом сполна и как будто колеблется, укрепиться ли ей по-настоящему или поиграть еще холодком.
Если в русской душе много достоинств, нет, кажется, в мире таких недостатков, которых не было бы в русском характере. Русские ленивы, несамостоятельны, самомнительны, неправдивы, грубы… Они перенимают свои празднества у чужих народов. Они любят иноземное иго. Еще ученый серб Крижанич в 17-м столетии отметил в старой Московии эту черту и назвал ее чужебесием.
Завтра будет лучше, чем сегодня. Это я знаю так же твердо, как то, что я был.