Он резко остановил машину.
— Это здесь? — спросил Бойл.
— Вы же сказали номер восемьдесят. Это и есть восемьдесят. Вон там, на двери. Восемь. Ноль.
— Сам вижу.
Цитаты Клайв Баркер
… он не знал, как долго простоял, погруженный в апатию своей победы.
Только то, что создано нашим воображением, остается с нами навеки.
Он вовсе не был предметом женских мечтаний, и каждый день, когда он проходил по людным улицам, это убеждение лишь усиливалось. Он не мог вспомнить в своей взрослой жизни ни одного случая, когда женщина взглянула бы на него с интересом и не отвела взгляда, случая, когда она ответила бы на его восхищенный взгляд. Почему это так беспокоит его, он не знал, поскольку такая жизнь без любви, насколько ему известно, встречалась сплошь и рядом. И Природа была добра к нему, казалось, что, поскольку его обошел дар привлекательности, она свела к минимуму его половое влечение. Случалось, он неделями не вспоминал о своем вынужденном целомудрии.
Отозванные от своих экспериментов по достижению наивысшего наслаждения, они, бессмертные разумом, войдут сюда, в мир дождя и разочарований.
Поверьте мне,
Две силы
Душою человека правят.
Одна есть Бог,
Другая же — прилив.
Родина, семья, вера, закон — все это было для него не просто пустыми словами, но и насквозь фальшивыми понятиями, сковывающими, удушающими человека. Страх — вот единственная реальность, имеющая смысл.
Я — человек, а люди — такие животные, которые рассказывают истории. Это дар Божий. Он создал нас словом, но конец истории оставил недосказанным. И эта загадка не даёт нам покоя. А как могло быть иначе? Только нам кажется, что без концовки нельзя осмыслить прошлое — нашу жизнь.
И потому мы сочиняем собственные истории, лихорадочно пытаясь подражать Творцу, завидуя Ему и надеясь, что однажды нам всё-таки удастся рассказать то, что недоговорил Господь. И тогда, закончив нашу историю, мы поймём, для чего родились.
Ни одно живое существо не может избежать ощущения страха, от которого сердце замирает.
Мне представляется, что цель религии в том, чтобы сказать: все вещи существуют. Вещь, созданная воображанием, и вещь, которая пока не видна. ВСЕ ОНИ СУЩЕСТВУЮТ.
Полночь — это секрет самого времени, дня, уходящего в историю, пока мы спим, дня, который не вернется больше никогда.
— Но через час я тебе наскучу…
— Нет, не наскучите.
— … а печаль никуда не денется, она будет поджидать тебя.
После трудного рабочего дня Нью-Йорк возвращался домой: отдыхать, заниматься любовью. Люди торопились покинуть офисы и сесть в машины. Некоторые будут сегодня вспыльчивы — восемь потогонных часов в душном помещении непременно дадут знать о себе; некоторые, безропотные, как овцы, поплетутся домой пешком: засеменят ногами, подталкиваемые не иссякающим потоком тел на авеню. И все-таки многие, очень многие уже сейчас втискивались в переполненный сабвей, невосприимчивые к похабным надписям на каждой стене, глухие к бормотанию собственных голосов, нечувствительные к холоду и грохоту туннеля.
Согласитесь, все идет именно так, как и должно идти. Совершенно естественно, что небо рвется в клочья, а море кипит. Разве было бы лучше, если б мир остался равнодушен к нашему деянию?
Если человек обращается за советом к воображаемой лисе, значит, с ним не всё в порядке.
— Деньги её не интересуют.
— Не будь дураком, Митч! Деньги интересуют всех!
Эта планета и без меня достаточно затрахана, каждый день на ней появляются новые голодные рты.
— Сходи на какую-нибудь вечеринку. Напейся. В конце концов, трахни свою жену, если она не против.
— Она против.
— Тогда трахни чужую жену!
Мы не можем чувствовать того, что чувствует она. Никто никогда не может почувствовать того, что чувствуют другие. Мы можем только предполагать. Выдвигать гипотезы. Не больше. То, что происходит здесь, — он постучал себя по виску, — принадлжеит только ей.
Я повсюду искал наставника, который мог бы направить меня, но нахожу только затхлые мозги и ещё более затхлую риторику.