Стать взрослым означает: забыть то отчаяние, которое часто испытывают дети.
Цитаты Генрих Бёлль
Чувство юмора предполагает наличие некоего минимального оптимизма и печали одновременно.
Дорогой фарфор, когда его шваркают об стенку кухни, издает дешевый звук.
Когда у нас в Германии что-нибудь случается — человек опоздал на поезд, сломал ногу, разорился, наконец, мы говорим: «Хуже просто быть не могло». Всякий раз то, что случилось сейчас, и есть самое страшное. У ирландцев же почти все наоборот: если здесь человек сломал ногу, опоздал на поезд, разорился, наконец, они говорят: «It could be worse» — «Могло быть и хуже»: вместо ноги можно было сломать шею, вместо поезда — проворонить царствие небесное, а вместо состояния потерять душевный покой (сама по себе потеря состояния не дает для этого ни малейшего повода). То, что произошло, никогда не бывает самым страшным — самое страшное никогда не происходит.
А теперь несколько слов о Маргарет. Было бы глубоко ошибочным считать ее проституткой. Она не продавала себя за деньги, только вышла замуж из-за денег.
…в этой войне слишком часто без толку стреляли. Видно, так уж повелось с самого начала.
Роман — это не только и не просто роман. Это тайник, где можно припрятать два-три важных слова в надежде, что читатель их отыщет.
То, что тешит одного, может смертельно ранить другого.
Общеизвестно, что именно неудачливые ухажеры имеют обыкновение хвастаться своими успехами у женщин.
Каждый художник знает — нельзя создать шедевр, сознавая, что создаешь шедевр.
То доверие, которое дарят нам дети, можно разрушить одним неверно понятым взглядом; мы и не подозреваем, как велик кредит, предоставляемый нам детьми, и как быстро он может быть исчерпан.
Поэт — не моралист, он задумывает и создает образы, оживляет прошедшие времена.
Не писатели отравляют местность — они ее уже находят отравленной.
Чем неограниченней власть, тем бессодержательней словарь, — слов много, а смысла нет.
Всегда надо ходить прямо, не сгибаясь, не унижая своего достоинства.
Каторжник! Такой убьёт взглядом и не моргнёт.
— Ваши благодеяния, — тихо сказал Шрелла, — пожалуй, еще страшнее ваших злодеяний.
— А вы еще более неумолимы, чем сам господь бог: он прощает грехи, в которых человек раскаивается.
— Да, я не бог и не притязаю ни на божественную мудрость, ни на божественное милосердие.
Он всё же начал молиться, но поймал себя на том, что почти механически твердит слова молитвы, хотя уже ничего не ждёт от бога. Илона мертва, о чём же ему молиться? Но он продолжал молиться о её возвращении неведомо откуда и о своём благополучном возвращении, хотя он был уже почти дома. Не верил он этим людям – все они вымаливали себе что то, а Илона ему говорила: «Молиться надо господу в утешение», – она где то прочитала эти слова и была в восторге от них. Стоя здесь с молитвенно сложенными руками, он вдруг понял, что вот сейчас он молится от души, потому что вымаливать у бога ему нечего. Теперь он уже и в церковь сможет пойти, хотя лица большинства священников и их проповеди ему невыносимы. Но надо же утешить бога, который вынужден смотреть на лица своих служителей и слушать их проповеди.
Bсе связи перепутались, смешались, и оставалось лишь изо дня в день в великих трудах спасать собственную шкуру.
Даже случаи грубого насилия, которые государство начало допускать в последнее время, эти палаческие замашки, которые в первые годы потрясли его до глубины души, устрашая и парализуя волю, даже это теперь казалось ему необходимым, необходимым для осуществления великого плана единения. Эта идея захватила его и понесла вперед…